На выдохе.
— Да-а-а-а!
— Вер, я должен признаться тебе кое в чем ужасном, — про ужасное говорить не хочется, когда она в полной истоме нежится в кольце его рук.
— Что ты натворил?
— Я уничтожил все твои фотографии. В один из разов. Когда напился.
— Сколько их было — этих разов? — Вера понимает, что ее женскому самолюбию должно льстить, что он так мучился. И льстит, чего там. Но при этом жалко его безмерно.
— Да, не важно уже, — демонстративно беспечно отвечает Стас. — Важно то, что исходников в хорошем качестве больше нет. Так, какая-то ерунда в интернете есть. Но это все не то. Прости меня, — прижимается губами к ее виску.
— Ладно, я тебе тоже кое в чем признаюсь.
— Да?
— Я тебя убила.
— Чего?!?
— Я убила принца Уланда.
— Ну, ты просто изверг, — в противовес своим словам Стас улыбается. Встает с кровати, возвращается с бутылкой и бокалам. — Ну, не чокаясь. За упокой.
Опустошив бокал, спрашивает:
— За что ты его так?
— Плохо мне было. Злая была как черт, — передразнивает его Вера. — А идея с татуировкой на заднице отчего-то не пришла мне в голову.
— Ты опасная женщина.
— Я добрая. И уже придумала, как его оживить.
— Ну, тогда за здоровье принца… как его…Уланда.
— Знаешь, — шампанское оказывает свое растормаживающее воздействие, и Вера вдруг решается. — Хочу тебе еще кое в чем признаться. Угадай, что стояло у меня на столе, когда я писала «Два королевства»?
— Не знаю. Скажи, — сейчас у него только одна версия того, что может стоять. И стоит. Опять. Ага.
— Твоя фотография.
— Откуда у тебя мои фотографии? — Стас польщен. Но и удивлен.
— Из Интернета.
— Мне очень приятно, что я тебя вдохновлял, — он легко целует ее, а рука начинает свое движение вниз по спине.
Он не понимает!
— Это из ранних твоих фотографий.
— Что ты имеешь в виду? — его рука чертит восьмерки на идеальных округлостях.
— Ты же был раньше моделью…
— Господи, где ты откопала это дерьмо?! — Стас так удивлен, что руки его замирают.
— И ничего не дерьмо, — надувает губки Вера, — это очень красивая фотография.
Стас демонстративно закатывает глаза.
— Вера, ты меня удивляешь. Вроде бы умная женщина. Это же такой отстой. Видеть их не желаю. Выкинуть. Сжечь. И пепел по ветру.
— А мне нравятся фото красивых мужчин, — Вера изволит капризничать. — Хочу.
— Только не эти. Я их плохо помню, но точно знаю, достойных среди них.
Вера бросает на него строптивый взгляд из-под ресниц, и Стас понимает, что пропал. Со вздохом притягивает Веру к себе.
— Хорошо, будут тебе фото. Только я сам выберу. И это тебе, — ладони стискивают аппетитную попку, — будет очень дорого стоить.
— Раз так, хочу большой постер, — успевает пробормотать Вера, прежде чем он накрывает ее губы своими.
«Дареному коню в зубы не смотрят»
Вы не поверите, но снова народная мудрость
Отчего-то нет привычного ноющего, давящего чувства потери. Нет тупой саднящей боли в груди, с которой он просыпался каждое утро последние два года. Стас открывает глаза и морщится от яркого света, заливающего комнату. Сколько же он проспал… День вчера выдался суетливый. Столько хлопот с этой выставкой. Неудивительно, что он так умаялся… Резко садится в кровати и оглядывается. Он один.
Не могло же это ему присниться. Вера. И все, что между ними было. И все, что они друг другу говорили. Как часто он об этом мечтал. Но то, что случилось…Прекраснее любой мечты.
Стас смотрит на часы на запястье. Пол-одиннадцатого. Вот он засоня! Сознание, привыкшее к двухгодичной боли, не верит собственным воспоминаниям. Он откидывает простынь, внимательно оглядывая себя. Гм, похоже, что эту ночь он провел не один… Но где Вера? У него по-прежнему нет ни адреса, ни телефона. Стас протягивает руку и берет вторую подушку. Втягивает воздух. И на его губах медленно расцветает улыбка. Пахнет… ею. Верочкой. А потом он бросает взгляд на пол рядом с кроватью, и улыбка становится шире. Биты нет. Его подарок она прихватила с собой.
Стас откидывается назад, на подушку. Сбежала. Верка-трусишка. И он понимает, почему. Ей надо подумать. Аккуратно разложить по полочкам то, что разметал ураган, накрывший вчера их обоих. Стасу-то ничего делать не надо, для него все предельно ясно. Но он готов дать ей время. До вечера. Адрес он выбьет из Матвея. Да и у него самого есть пара неотложных дел.
Стас встает и, омываемый солнечный светом, топает в кухонную зону. Варить кофе. Находит мобильный, выбирает абонента.
— Ромыч, привет! Это Соловьев… Спасибо, брат, я старался… Да, все отлично… Слушай, помоги, плиз, нужен павильон на пару часов. Нет, не надо. Буду работать в одного… Ага, спасибо, буду ждать.
Такого разноса ей не устраивали даже родители во времена беспутной юности. Да и не было у нее никакой беспутной юности. Прилежная студентка ЛитИнститута не давала родителям ни малейшего повода для беспокойства. Зато теперь…
Оказывается, Игорь, ни разу не повысивший на нее голос за все неполных два года их «совместной» жизни, умеет орать. И он орал. Забыв про то, что у него самого от криков начинает болеть голова. Припомнил ей все. И про то, для чего людям мобильные телефоны. А Вера смущенно вспомнила, что поставила телефон на вибровызов, когда приехала на выставку. А потом и вовсе не до телефона стало. И про то, что можно было хотя бы смс-ку скинуть, раз так занята была. Да, ты прав, Игорь, прости, но я забыла про то, кто я. Не то, что про какие-то смс. И про то, что он провел всю ночь, обзванивая отделения милиции, больницы и морги. Господи, Вера, ну ты скотина. Развела мужиков, не можешь теперь за ними уследить. И про то, что Матвей, несерьезный идиот, велел ему не волноваться до утра. Дескать, он, знает, где, скорее всего, Вера. И утром она объявится. А вот это уже интересно. И кто это у нас такой проницательный? Альфа, в своей беззаботной собачей жизни ни разу не слышавшая, как ее обожаемый хозяин так орет, тихо подвывала.