С тобой и без тебя. И снова с тобой. - Страница 19

Квасов стал невероятно популярной медийной фигурой. Вид имел еще более важный и надутый, что ранее казалось в принципе невозможным. Однако, изменился не только Матвей. Написание романтической и берущей за душу истории изменило Веру сильнее и неотвратимее чем нож лучшего пластического хирурга. С другой стороны, это, видимо, было в ней и раньше. Ведь если не было, откуда это взялось? Умение кокетничать (!) и стрелять глазами. Грациозная походка пантеры. Выброшенные из гардероба унылые штаны и пришедшие им на смену нежные сексуальные платья и юбки. Привычка носить только чулки. Вызывающе откровенное белье. Желание смотреть и слушать. И осознание собственной оглушающей привлекательности и бесконечной власти над двуногими брюкиносящими существами.

Вера не знала, как и почему это с ней происходит. Но внутренним чувством, к которому она теперь прислушивалась больше, чем к голосу разума, знала, что, все, что происходит, происходит правильно. Так надо. Она находилась в полной гармонии с самой собой. Если бы не одно «но». Смерть Уланда не давала покоя.

В прямом смысле, потому что ее заваливали письмами со слезными просьбами как-то вернуть принца. Что это жестоко. Бессердечно. Нет, заваливали, конечно, не ее. Полину Уланову. Но от имени Полины в Интернете с поклонниками общалась, естественно, Вера.

А еще было некое иррациональное, не поддающееся никакому разумному объяснению, чувство ее собственной вины перед Стасом. Это было даже смешно. В определенной степени. Прошло уже два года. Вера старательно дистанцировалась от всего, что связано с миром фотографов, моделей, съемок и иже с ними. Матвей пару раз пытался ей что-то рассказать, но она его самым грубым образом прерывала. Потому что даже отрезанный в один миг, этот кусок души продолжал болеть и кровоточить. Но это ее проблема. Стас крутился где-то в своем глянцевом мире и знать не знал, что его двойник жил на страницах книги. Жил, пока Вера не решила его укокошить.

В общем, все эта ситуация была достойна учебника по психиатрии и реально Веру напрягала. Пока. Она. Не. Придумала. Как. Его. Оживить.

* * *

У Квасова офигенно модный идиотский офис. Вера каждый раз, приходя сюда, прилагает титанические усилия, чтобы не улыбаться. Ну, нельзя же, в самом деле, раз человеку нравится…

— Верочка, ну что, не томи… — Матвей, забыв про свою так усердно пестуемую вальяжность, чуть ли не галопом подскакивает к ней.

— Нет, ты меня сначала накорми, напои, а потом уж расспрашивай, — капризно растягивая слова, Вера целует Матвея в подставленную щеку.

— Таня, Вере Владимировне чай, как обычно, мне — мате, — скороговоркой бормочет Квасов в интерком. — Вера, ты меня до инфаркта доведешь. Ну, рассказывай.

— Хоть воды пока налей, — Вера садится в кресло, отточенным движением кладет ногу на ногу. — А то в горле пересохло.

Амиранта сидит на земле. Голова мертвого Уланда покоится у нее на коленях. Она понимает, что он сделал. Она видела этот сиреневый свет. Он мог заставить ее полюбить умирающего себя. Наказать за ту отвратительную ссору, которая произошла у них прямо перед тем, как они попали в засаду. Честно говоря, они и в засаду-то попали именно из-за этого. Из-за того, что ругались на чем свет стоит и ничего вокруг не видели. А теперь это стоило ему жизни.

Он бы мог это сделать. Оставить ее любить и горевать. Ведь он умер, и ему все равно. А ей нет. Он этого не сделал. Но вот она это сделала. Сама. Потому что еще раньше полюбила его. Безо всякого волшебного дара. Она это точно знала. И вот теперь она осталась одна. Чтобы любить и горевать.

В этот самый момент, когда Амиранта, обливаясь слезами, баюкает в своих руках мертвого Уланда, к ней возвращается ее дар. У нее только одно, яркое, всепоглощающее желание. Чтобы ее любимый был жив. Амиранта чувствует, что это невозможно, что это нарушение законов природы. Но у нее нет других желаний. Ей незачем жить в мире, где нет Уланда. Она просит лишить ее жизни. Но дар не обманешь. Он видит в ее душе только одно горячее, заветное желание. Чтобы Уланд был жив.

Магические силы мира, где живет Амиранта, выходят с ней на прямой контакт. Ей предлагают условия, на которых возможно вернуть (время еще не ушло) жизнь принцу. Они оба, и Амиранта, и Уланд, в качестве платы за нарушение основополагающих законов мироздания, утрачивают свои волшебные дары. Навсегда. И Уланд не будет помнить ничего с того момента, как нашел Амиранту в лесу. Ей самой придется объяснять ему, что произошло.

«Да, конечно, да!», — кричит Амиранта. Все, что угодно, лишь бы любимый был жив.

Налетает сильный, пронизывающий до самых костей, порыв ледяного ветра. Поднимает сухие листочки, веточки, пыль. Амиранта зажмуривается. Ветер стихает, и она открывает глаза. Чтобы увидеть, как дрогнули черные ресницы лежащего на ее коленях Уланда. А потом открываются удивленные синие глаза.

Амиранта улыбается сквозь слезы. Она понятия не имеет, что ему сказать. И что они будут делать дальше. Но одно она знает точно. Ничто не может быть чрезмерной ценой за счастье снова ощутить на себе его удивленный синий взгляд.

Конечно, Матвей не прослезился. Ведь он же толстокожий бегемот. И по-прежнему считает «Два королевства» романтической бредятиной. Но отлично продаваемой бредятиной. Он тут же оценил изящность предложенной Верой идеи, и что она сулит. Как Уланд и Амиранта, лишенные своих волшебных даров, любящие, но не знающие о чувствах друг друга, будут заново выстраивать отношения. Что Амиранта расскажет ему. Как они прекратят войну.